Марик сваливает к себе, а я наблюдаю, как она ставит чистый чайник на тумбочку и внимательно рассматривает фильтр для воды, видимо, пытаясь разобраться, как он работает.
Я все еще не понимаю, что с ней делать и вообще можно ли мне на нее смотреть.
– Сколько тебе лет? – прохожу в гараж и сажусь на диван. Марату придется пока поработать без меня.
– В мае исполнилось восемнадцать, – так и не разобравшись с фильтром, убирает его в сторону и разворачивается ко мне. – Из-под крана в чайник можно воды налить или она техническая?
– Налей. Там тоже стоят фильтры.
С одной стороны, я выдыхаю, что она хотя бы совершеннолетняя, с другой, меня снова давит ощущением дежавю. Моей бывшей невесте тоже едва исполнилось восемнадцать, когда нас познакомили. Это точно наказание. Мое голубоглазое, грязное, белобрысое наказание!
– Ты давно на улице? – постукивая пальцами по колену, незаметно ее рассматриваю. Помыть, переодеть, немного откормить и выйдет очень привлекательная девочка.
– С начала июня, – ее голос становится тише.
Я опять влезаю туда, где мне не рады. Домовенок закрывается и сосредоточенно отстирывает тряпку, которой я вытираю кухонные поверхности.
– Оставь, – говорю ей.
– Я сейчас сделаю тебе кофе. Я умею готовить вкусный. А потом уйду. Когда сюда забиралась, думала, здесь просто гаражи и можно немного пожить. Но и здесь мне нет места, – шмыгает носом. – Извини, что вторглась.
– Как ты сюда забралась? – мне правда интересно.
– По крышам. Если уйти на противоположную сторону от ворот, можно по старым кирпичам подняться на крышу соседнего гаража, перейти на твой и спуститься к бакам по пожарной лестнице.
– Стоп!
Выхожу на улицу, поднимаю голову вверх и охреневаю от расстояния между нашими с Мариком крышами. Даже я бы не рискнул перепрыгнуть, а она мелкая, легкая. Как не убилась?
– Чуть не упала, – пугает, подкравшись совсем неслышно.
– Ты ебанутая, – ставлю ей диагноз.
– Твоя девушка будет кофе? – неожиданно спрашивает это недоразумение, совершенно не обидевшись на откровенную грубость. Ну или очень хорошо это скрыла.
– У меня нет девушки, – отвечаю на автомате и, повернув голову, замечаю, что вниз спустилась Сабина, напялив мою футболку. – Не будет. Она уезжает.
– Лекс, а это кто? – ночная гостья с интересом рассматривает девчонку.
– Тебе какое дело? И кто тебе разрешал трогать мои вещи? Переодевайся. Я сейчас вызову тебе такси.
– Хам, – Сабина закатывает глаза, – но чертовски хорош в постели, – подмигивает домовенку и, виляя бедрами, возвращается на второй этаж. – Детка, ему только за секс можно простить все! – кричит она сверху, еще сильнее смущая мое наказание.
А наказание снова копошится на кухне. Делает мне кофе и два горячих бутерброда с помидорами, ветчиной и сыром. Ставит все это передо мной. Выворачивает карманы, достает все те же две смятые сотни и кладет их на тумбочку.
Шаркая своими дебильными ботинками, выходит из гаража.
Закрываю глаза.
«Пусть идет. Пусть она уходит, Лекс!» – уговариваю себя. Слышу голос Марика. Он ей что-то говорит, она тихо отвечает.
Не могу представить ее в ночлежке. Хоть стреляйся. Там бородатые, вонючие бомжи и… она. Не-е-е. Даже я на такое не способен.
– Эй! – выскакиваю на улицу.
Она уже у ворот. И когда успела? Оглядывается, делает из ладошки козырек, чтобы солнце не мешало на меня смотреть. Пока иду до нее, раздумываю. Отпустить? Нахер она мне? Будет вместо домашнего питомца. Я же мечтал с детства. Помню, вот так же подбирал на улице бездомных котят и щенят и домой таскал. Старший братишка все время ржал надо мной, но пытался уговорить родителей, чтобы мне разрешили зверушку. Не разрешили. Сейчас я сам себе хозяин. А она уж точно лучше кота или собаки. Хоть гадить по углам не будет и гулять не надо по расписанию.
– Ты можешь остаться, – подхожу ближе, и она опускает руку, – на моих условиях. Нарушаешь их и тут же сваливаешь.
– Я согласна, – кивает.
– Ты не дослушала. Вдруг мои условия тебе не понравятся? – становится смешно. – Может, я извращенец?
– Вряд ли мне здесь будет хуже, чем было последние несколько месяцев, – пожав плечами, засовывает пальцы в карманы шорт.
– Ты убираешься, стираешь, готовишь и так далее по списку простых женских обязанностей. Не мешаешься, не отсвечиваешь, не раздражаешь. В ответ получаешь место на моем диване, еду и… нормальную одежду.
– У нас все же будет свой домовенок? – рядом рисуется Марат.
Мы теперь вдвоем на нее смотрим, а она вдруг улыбается и согласно кивает. Похоже прозвище девчонке нравится.
– Супер. Тогда сейчас ты поднимаешься на второй этаж. Там есть душевая. На полке была пара полотенец. Гель для душа, шампунь можешь взять мой. Приведи себя в порядок и выброси это барахло. Выйдешь, в моей комнате на кровати найдешь чистые шмотки. Тебе я позже что-нибудь куплю.
– Спасибо. Ты так и не сказал, как тебя зовут, – напоминает она.
– Ты слышала мое имя. Лекс. Это Марат.
– А я…
– А ты домовенок.
– Кузя, – смеется Марик.
– Точно! – согласно киваю. – А я все башку ломал, как его звали. Пошли гнуть твою раму, – хлопаю друга по плечу. – А то мы в обед сдохнем с ней возиться.
Я отлично помню, как зовут нового обитателя наших гаражей. Олеся. Но называть ее по имени меня ломает. Это ж привязаться можно. Домовенок – длинно. Будет Кузей.
Мы с Мариком, голые по пояс и мокрые оба, все же закончили с рамой. Стоим у его гаража, обтекаем и курим. Пот капает с челки, щиплет глаза и стекает по спине прямо в трусы. Когда уже закончится это адское пекло?
Сейчас в душ и спать. После обеда надо еще поковырять движок, а потом у нас гонка. Бабки нужны позарез. У меня теперь, вон, двойные расходы нарисовались.
Кузя выходит из гаража в черных свободных шортах, оставшихся у меня от кого-то из бывших подруг. На тряпки хотел забрать, вот, пригодились. Моя футболка завязана на узел на талии. На ногах сланцы, найденные мной там же, где и шорты. Они ей немного не по размеру, но уж лучше, чем те ботинки. Светлые прядки влажных волос лежат на спине. Ей так больше идет, когда лицо открыто. Глаза кажутся больше, особенно на фоне заострившихся скул. Немножко нелепая, но забавная.
Машет нам рукой и старается на солнышке скорее просушить волосы. Марик вспоминает, что у него в морозилке уже несколько дней лежит мороженое. Отковыриваем его из груды льда. Одно он протягивает ей, второе мы делим с ним пополам.
Девчонка с детским наслаждением жмурится, облизывая ванильный шарик языком.
– Кузёнок, – снова коверкает Марик только что придуманное ей прозвище. Она ему улыбается и еще раз облизывает мороженое. – Не делай так при взрослых дяденьках. У них мысли, знаешь, какие пошлые сразу? У-у-у. Тебе лучше не знать.